В исходе (?) 1822г. Дельвиг пишет Кюхельбекеру: "Ты страшно виноват перед Пушкиным. Он поминутно о тебе заботится. Я ему доставил твою "Греческую оду", "Посланье Грибоедову и Ермолову"... (Сочинения барона А. А. Дельвига. С приложением биографического очерка, составленного В. Майковым. СПб., 1893, стр. 150) ; между тем Пушкин пишет в сентябре 1822 г. брату: "Читал стихи и прозу Кюхельбекера. Что за чудак! Только в его голову могла войти жидовская мысль воспевать Грецию... Грецию, где все дышит мифологией и героизмом, славяно-русскими стихами, целиком взятыми из Иеремия... "Ода к Ермолову" лучше, но стих: Так пел в Суворова влюблен Державин... слишком уж греческий. Стихи к Грибоедову достойны поэта, некогда написавшего: Страх при звоне меди заставляет народ устрашенный толпами стремиться в храм священный..." и т. д. Здесь Пушкин имеет в виду, очевидно, не "Олимпийские игры" Кюхельбекера, как полагает П. О. Морозов (Сочинения и письма А. С. Пушкина, т. VIII, стр. 426), а оду Кюхельбекера "Глагол Господень был ко мне", потому что из "греческих" стихотворений его только оно вполне подходит под характеристику "славяно-русских стихов, взятых из Иеремии"; "К Грибоедову", очень вероятно, и есть пародированное Пушкиным в "Оде Хвостову" произведение; упомянем, что беловая рукопись Кюхельбекера (Архив Краевского, Пушкинский дом), содержит как раз в последовательности, которой держится и Пушкин в письме, его произведения: 1) "Глагол Господень был ко мне"; 2) "А. П. Ермолову"; 3) "Грибоедову". Другое послание Кюхельбекера к Грибоедову, которое также могло бы подойти под характеристику Пушкина, было напечатано в "Сыне отечества", 1823 (№ 10, стр. 128-129). Во всяком случае, при датировке стихотворения следует отправляться как от общих предпосылок (стихотворение является как бы пародическим итогом лирического состязания), так, в частности, от указаний, которые дает, например, переписка А. И. Тургенева с П. А. Вяземским (первое упоминание об "Оде" в письме Тургенева к Вяземскому от 4 мая 1825 г. Остафьевский архив, т. III, стр. 121), а не от упоминания в "Оде" стихотворения, написанного в 1821 г.
Пушкин пародически подчеркнул здесь выражение Кюхельбекера, изменив конструкцию причастия, воспринимавшуюся в ряде прилагательных, в глагол, и обострив, таким образом, алогизм эпитета; эпитет "резво-скачущая кровь" примыкает к излюбленным архаистами сложным эпитетам (ввод которых был отчасти мотивирован "гомеровским" колоритом: высокотвердынный, меднобронный, бурноногий и т. д.); * эти эпитеты были существенной принадлежностью архаистического стиля; от Ломоносова и Державина они перешли к шишковцам (Шихматов, Бобров) ; еще Панкратий Сумароков осмеивал их как стиль "пиндарщины" в своей "Оде" в "громко-нежно-нелепо-новом вкусе":
* См. любопытные замечания о "составных словах" в рецензии на "Илиаду" Гнедича ("Галатея", 1830, № 18, стр. 89-90).
Сафиро-храбро-мудро-пегий,
Лазурно-бурный конь, Пегас!
Против этих эпитетов высказывался Карамзин: "Авторы или переводчики наших духовных книг образовали язык их совершенно по греческому, наставили везде предлогов, растянули, соединили многие слова, и сею химическою операцией изменили первобытную чистоту древнего славянского". *
* Сочинения Карамзина, т. 3. СПб., 1848, стр. 604; "О русской грамматике француза Модрю" (по поводу замечаний Модрю о сложных русских именах). Пушкин еще раз подчеркивает этот стилистический прием в своей "Оде": "быстропарный".
Выражение Кюхельбекера было сразу подхвачено критикой. Так, в "Благонамеренном" (1825, № 12, стр. 440-441), в статье "Дело от безделья или краткие замечания на современные журналы" о послании "К Грибоедову" писалось между прочим: автор "говорит, что Г. Грибоедов возлетит над песнями толпы, что рукой судьбы даны ему душа живая, пламень чувства, веселье светлое, тихая любовь высокого искусства и резво-скачущая кровь! Не останавливаясь на резко-скачущей крови, заметим только, что следовало бы объяснить, к какому именно искусству дана Г. Грибоедову тихая любовь".
Во второй строфе Пушкин хотя и не называет в примечании пародируемого автора, зато дает совершенно явный намек на стихотворение Рылеева "На смерть Байрона":
Но новый лавр тебя ждет там,
Где от крови земля промокла:
Перикла лавр, лавр Фемистокла!
Лети туда, Хвостов наш! сам.
Ср. аналогичное место в стихотворении Рылеева:
Давно от слез и крови взмокла
Эллада средь святой борьбы;
Какою ж вновь бедой судьбы
Грозят отчизне Фемистокла?
Пушкин комически подчеркнул рифму Рылеева, изменив ее из опоясывающей на парную; ближе стоящие слова теснее связаны друг с другом, и поэтому сильнее эффект комической неожиданности; кроме того, Пушкин пародически инструментовал второй рифмующий стих трудно произносимым сочетанием согласных:
Перикла лавр, лавр Фемистокла.
Надо отметить, что эту рифму, окруженную сходным текстом, Рылеев употребил уже раз в стихотворении "А. П. Ермолову" (1821):
Наперсник Марса и Паллады,
Надежда сограждан, России верный сын,
Ермолов! поспеши спасать сынов Эллады,
Ты, гений северных дружин!
...Уже в отечестве потомков Фемистокла
Повсюду подняты свободы знамена;
Геройской кровью уж земля намокла
И трупами врагов удобрена!
Проснулися вздремавшие перуны,
Отвсюду храбрые текут!
Теки ж, теки и ты, о витязь юный:
Тебя герои там, тебя победы ждут! *
Пушкин употреблял богатые, неожиданные рифмы (в особенности на имена собственные) обычное комическою целью, ** и употребление богатой рифмы, подобной пародированной, где со словом "Фемистокла" рифмует прозаическое "намокла" и "взмокла", было для него приемом, явно вызывавшем на пародию. ***