Это отчасти объясняет и борьбу за русскую балладу, которую ведет Катенин против баллады Жуковского с иностранным материалом. В фабульной поэзии иностранный материал был легок, русский же умещался с трудом. Но жанры Жуковского именно поэтому воспринимались как готовые. Его переводы не удовлетворяли не тем, что это были переводы, а тем, что они ощущались как жанровая стилизация, перенесение готовых вещей.
Состязание Катенина с Жуковским за балладу было, в сущности, борьбой за жанр - "средний род". Катенин в "Убийце", "Ольге", "Наташе", "Лешем" создает, в противовес "готовой" балладе Жуковского с западным материалом, "русскую балладу", где "просторечие" и "грубость", установка на быт, на натуру. на натурализм фабулы мотивируют самый жанр, делают его не стилизацией, а оправданным национальным жанром. Вместе с тем фабульные детали "русские" и "натуралистические" со своей стороны оправдывают "просторечие", подобно тому как впоследствии Даль мотивировал жанром народной сказки ввод в прозу диалектизмов.
Это именно и устанавливается E той отраженной, повторной полемике, которая снова вспыхнула по поводу баллад Катенина в 20-х годах. Бахтин, верный последователь и ученик Катенина, в 1823 г. отвечает на нападки Бестужева. "Старинное поверье о леших подало мысль г. Катенину сочинить балладу, которой бы чудесное мы привыкли слушать в народных сказках: качество, необходимое для того, чтобы баллада не казалась нам нелепою выдумкой сочинителя, и качество довольно редкое в известных мне русских балладах". Конечно, намек на Жуковского. * Эта русская баллада была выходом в "натурализм", уже явно намечавшийся в 20-х годах, и разрешением вопроса о поэтическом языке.
* "Вестник Европы", 1823, январь и февраль "О стихотворениях г. Катенина" (сообщено), стр. 123-124, 203.
С первой точки зрения автор той же статьи пишет: "Содержание "Убийцы"... взято, вероятно, с действительного происшествия; по крайней мере сочинитель рассказывал оное так, что я невольно ему верю..." "Смысл сей песни напоминает балладу Жуковского "Ивиковы журавли", переведенную им из Шиллера. Там журавли, здесь месяц служат к открытию убийц; но последнее к нам ближе; мы видим в "Убийце" весь быт крестьянский и не сомневаемся, что все так было, как рассказал сочинитель".
По поводу же языка Катенина возгорелась, как известно, сильная война. Бахтин считает его вполне мотивированным: "Итак слова сии ("плешивый месяц". - Ю. Т.) говорит не сочинитель, а крестьянин, говорит их в некотором роде исступления, с горькою насмешкою..." Подобно этому слово "мухомор", кажущееся Бестужеву комическим, мотивировано для Бахтина натуралистическим "бытом", данным в "Лешем".
Борясь просторечием с "приятным" языком, своими резкими метрическими нововведениями Катенин боролся с приятным "благозвучием".
В 1825 г. Кюхельбекер писал: "...у нас были и есть поэты (хотя их и немного) с воображением неробким, с словом немногословным, неразведенным водою благозвучных, пустых эпитетов. Не говорю уже о Державине! По таков, напр., в некоторых легких своих стихотворениях Катенин, которого баллады: Мстислав, Убийца, Наташа, Леший, еще только попытки, однако же (да не рассердятся наши весьма хладнокровные, весьма осторожные, весьма не романтические самозванцы-романтики!) по сю пору одни, может быть, во всей нашей словесности принадлежат поэзии романтической. * В этой же статье Кюхельбекер подчеркивает эстетическое значение архаистической шероховатости и грубости, тех "недостатков" и "уродств", которые имели живое эволюционное значение в пору сглаженности поэтического стиля.
* "Сын отечества", 1825, № 17, стр. 68-83. "Разбор фон дер Борговых переводов русских стихов".
(Не забудем, что это отзыв 1825 г.; в 1820 г. для Кюхельбекера были еще неприемлемы смелые "недостатки" Катенина, [29] которые в этом отзыве уже осознаны "достоинствами".)
Этот отзыв интересен для нас многим. Имя Державина всплыло не случайно у Кюхельбекера; в борьбе с малой формой и малым стилем шероховатая "грандиозность" Державина была и знаменем и совершенно определенной традицией (Кюхельбекер стилизует Державина, Катенин переводит его на французский язык и т. д.), противопоставляемой гладкости стиля и легкости языка поэзии младших карамзинистов.
Жанр державинской сниженной оды, "бытовой" сатирической оды был столь ж комбинированным жанром, как натуралистическая "русская" баллада Катенина; оба жанра резко рвут с эстетической абстрактностью среднего штиля; именно низкая лексика, именно снижение к быту способствует оживлению образа.
"Низкий" и "высокий" штиль и жанры - органически связанные между собою явления; "средний" же враждебен им обоим.
Здесь связь между обеими тенденциями архаистов - к снижению и возвышению (одновременно) литературного языка.
Поэтому Катенин в первой четверти XIX в. собственно проделывает уже часть пути, проделанную впоследствии сполна Некрасовым; достаточно сравнить с первыми полупародиями баллад Жуковского у Некрасова катенинскую балладу "Убийца" (тут же отметим, что Пушкин считал ее лучшею балладою Катенина): [30]
В селе Зажитном двор широкий,
Тесовая изба,
Светлица и терем высокий,
Беленая труба.
...Хозяин, староста округа,
Родился сиротой
Без рода, племени и друга
С одною нищетой.
...Большая чрез село дорога:
Он постоялый двор
Держал, и с помощию) бога
Нажив его, был скор...
...Но что чины, что деньги, слава,
Когда болит душа?
Тогда ни почесть, ни забава,